Хозяйка большого дома - Страница 10

Надо будет искупать ее, а то не дело это, чтобы ребенок грязным был. Только он не очень хорошо помнит, как это делается. Вроде бы травы нужны, а какие именно?

И если этих трав он не найдет, то можно ли без них?

И воду еще локтем проверяют, потому что пальцем — неправильно, правда, в чем неправильность, Райдо не знает.

— Простите? — доктор замер со склянкой в одной руке и с ложечкой, которую с готовностью подала Дайна, в другой.

И Дайна замерла, приоткрыв рот, должно быть, от возмущения.

Нат, который молчаливым призраком устроился на пороге — а переодеться не удосужился, — беззвучно хохотал.

— В жопу иди, — охотно повторил Райдо и малышку из корзины вытащил.

Умрет.

Ничего. Ему тоже говорили, что он умрет. Еще тогда, на поле… и потом, в госпитале королевском, где полосовали, вытаскивая зеленые побеги разрыв-цветка. В королевском-то госпитале никто не стремился быть тактичным, здраво полагая, что пользы от такта нет. И тамошний врач, седенький, сухонький, весь какой-то мелкий, но лишенный суетливости, честно заявил, глядя Райдо в глаза, что шансов у него нет.

Два месяца дал.

А Райдо уже четыре протянул.

И зима скоро… зиму он точно переживет, и значит, нахрен всех докторов с их прогнозами.

— Простите, — доктор оскорбленно поджал губы, и щеки его обвисли, и сам он сделался похожим на толстого карпа, каковых приносили на матушкину кухню живыми, замотавши во влажные полотенца. Карпы лежали на леднике, разевали пасти, и губы их толстые были точь-в-точь такими же кривыми, некрасивыми.

А глаза — стеклянными.

Правда, свои доктор прячет за очочками, круглыми, на проволочных дужках.

— Позвольте узнать, сколько вы сегодня выпили? — его голос звенел от гнева, но ведь духу высказаться в лицо не хватит.

— Много, — честно ответил Райдо.

И малышку прижал к плечу.

Становилось легче. Парадоксально, то, что сидело внутри него, никуда не исчезло. И боль не исчезла. И разрыв-цветок, который продолжал расти, проталкивая под кожей тонкие плети побегов. Райдо чувствовал их, но больше это не казалось таким уж важным.

Не настолько важным, чтобы напиться.

— Вы не отдаете себе отчета в том, что происходит.

— Охренеть.

— Вот именно, — доктор резким движением вбил пробку в бутыль. — Как вы изволили выразиться, охренеть… меня вытаскивают среди ночи из постели, угрожают…

Бутыль исчезла в кофре, который захлопнулся с резким щелчком.

— Тащат под дождем за пару миль, а когда я пытаюсь исполнить свой долг, то посылают в…

— В жопу, — подсказал Райдо, не из желания позлить этого, доведенного до края, человека, но исключительно для точности изложения.

— Именно, — доктор выпрямился. — Вы пьяны и неадекватны. А ребенок… он уже мертв, даже если выглядит живым.

— Посмотрим.

Тельце под ладонью Райдо было очень даже живым.

— О да… ваше упрямство… оно, быть может, помогает держаться вам, но дайте себе труда подумать, как это самое упрямство спасет вот ее… — доктор вытянул дрожащий палец, — от крайней степени истощения… или от переохлаждения… от бронхита, пневмонии…

Каждое слово он сопровождал тычком, благо, не в младенца, но в ладонь Райдо.

— Как-нибудь.

— Как-нибудь… это пресловутое как-нибудь… вы продлеваете ее агонию…

Он вдруг резко выдохнул и сник, разом растеряв и гнев, и возмущение.

— Поймите, я не желаю ей зла. Я просто понимаю, что… шансов нет. Как бы вам этого ни хотелось, но нет… и в конце концов, что вам за дело до этого ребенка?

Странный вопрос.

А человек смотрит поверх своих очочков дурацких и ждет ответа, точно откровения.

— Это мой ребенок, — Райдо погладил малышку.

Надо будет имя придумать. Правда, матушка в жизни не доверила бы ему столь ответственное дело, как выбор имени, но матушки здесь нет. А ребенок есть.

Безымянный.

Нет, может статься, что альва его уже назвала, но… когда она еще заговорит. И заговорит ли вообще.

— Ваш?! — рыжие брови доктора поползли вверх, и на лбу этом появились складочки.

Веснушчатые.

— Мой, — уверенно заявил Райдо. — Я его нашел.

Кажется, его все-таки сочли ненормальным.

И плевать.

Доктор снял очки и долго, как-то очень старательно полировал стеклышки все тем же платочком, который недавно столь аккуратно складывал.

Без очков он выглядел жалким.

И несчастным.

И подслеповато щурился, смотрел куда-то за спину… Райдо обернулся. Надо же, альва объявилась, стоит, вцепившись обеими руками в косяк, и скалится… угрожает.

Кому?

— Молоко лучше давать козье. Если с животом начнутся нелады, то к молоку добавлять отвар льняного семени. Я оставлю… и укропную воду, по нескольку капель… рыбий жир опять же… главное, кормить понемногу, но часто… и днем, и ночью…

Он говорил быстро, запинаясь.

И на альву не смотрел. Очень старательно не смотрел.

И выходил из комнаты, пятясь.

И стеклышки все тер и тер, тер и тер… едва на Ната, устроившегося за порогом, не наступил. А заметив, шарахнулся в сторону, наткнулся на Райдо и взвизгнул тоненько, прижался к стене.

Очочки нацепил.

Вздохнул.

И пошел, к стене прижимаясь, заслоняясь кофром своим…

— Эй, доктор, — Райдо проводил его до лестницы. — Звать-то ее как?

— Ийлэ…

Красивое имя. Альвийское.

— Ничего, — пообещал Райдо малышке шепотом. — У тебя будет не хуже…

Глава 3

Утро.

Дождь прекратился. И солнце, подобравшись с востока, плеснуло светом. Белые пятна на паркете. Ийлэ трогает их ладонью.