Хозяйка большого дома - Страница 166

К оглавлению

166

Нат тонет.

Ему даже нравится тонуть. Он бы вечность так стоял.

— Я… я думала, что тебе не нужна…

— Нужна…

— Или надоела…

— Ерунда.

— И что ты жалеешь, что женился на мне…

— Не жалею, — Нат все-таки вытянул рыжий локон, янтарно-яркий и еще немного медовый, золотой — самую малость, но куда более драгоценный, чем настоящее золото. И локон этот мягкий ластился к рукам.

— Тогда я не понимаю! Ты говоришь, что я… что нужна… и не надоела… и вообще… И все равно прячешься от меня! — острый кулачок бьет по ребрам, которым и без того от Гарма досталось, и Нат кривится.

— Извини…

— Все хорошо. Я заслужил… я больше не буду прятаться. Клянусь! И вообще… все сделаю иначе.

— Что «все»?

— Не знаю… все — это все. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

И не плакала больше.

Он готов собрать ее слезы и стереть дорожки их, правда, тогда на щеках Ниры остается грязь, та самая, принесенная с заднего двора, с улицы… и он вдруг вспоминает, что хотел умыться.

Привести себя в порядок.

А получилось…

— Я счастлива, — с уверенностью произнесла Нира.

— Неправда.

— Хорошо, — помедлив, она согласилась. — Но я буду счастлива…

— Я постараюсь.

Нира кивнула.

И локон пришлось выпустить. Она не ушла, стояла на лестнице, глядела, как он поднимается, и от взгляда ее живое железо рисовало узоры на руках.

Не воевать?

Нат не воевал. Кажется, он эту войну проиграл изначально, против двоих — Ниры и железа — ему точно не выстоять. Да и не хочет он.

Определенно.

Гроза пришла с юга.

Ийлэ слышала ее задолго до того, как потемнело небо. Бледно-серое, оно меняло цвет исподволь, медленно, неторопливо.

Просто луна стала вдруг невероятно яркой.

А звезды поблекли.

И дождь начался, мелкий, бисерный. Под этим дождем таяли остатки сугробов, и дом менялся, избавляясь от поношенной зимней шкуры.

— Вот и весна, — сказал Райдо, открывая окно. Он втянул сырой воздух и пробормотал: — Гроза будет.

— Будет, — Ийлэ могла бы сказать, что гроза дойдет к рассвету.

Если повезет…

Грозы ходят своими путями. И как знать, отзовутся ли на голос Ийлэ теперь?

— Возьмешь ее к себе? — она качала Нани, которая тоже чуяла приближение грозы и волновалась, крутила головенкой, хныкала.

Или не в грозе дело, но в том, что зубы режутся?

Живот болит?

И просто неудобно на руках, слишком жарко или, наоборот, холодно?

Тысяча причин для слез. В этом возрасте плакать не стыдно. Ийлэ не завидует… разве что самую малость.

— Возьму. А ты…

— Мне нужна эта гроза… — Ийлэ закрыла глаза.

Раньше у нее получалось, до того как…

Ветер слушать.

Ветер пел про то, что тучи отяжелели, что ползут они медленно и все еще голодны, пьют, тянут потоки сырого воздуха, сворачивают в клубки черной пряжи…

…укутывают новорожденные молнии.

Скоро уже.

— Ийлэ…

— Нет, — она остановила его, не открывая глаз, просто протянув руку и коснувшись губ. И удивилась тому, что даже с закрытыми глазами продолжает видеть.

Его удивление.

И страх.

Страх?

Не за себя, за нее… смешно. Разве молния обидит альву? А псов вот не любят… отец говорил, что небесный огонь тянется к железу, и в этом есть своя логика. Но теперь Ийлэ тоже страшно, за него.

С него ведь станется нарушить запрет.

Пойти за ней.

И тогда…

— Райдо, пообещай, что не выйдешь из дому сегодня… и Ната не пускай… и остальных тоже… это не просто гроза.

— Из тех, которые…

— Да.

Пальцы читают его лицо, и решимость не скрыть.

— Мне она не повредит. Я зову ее… хорошо бы ближе к лесу, но я не уверена, что там безопасно, что… ты ведь не нашел, кто…

— Найду.

— Найдем. Вместе.

И гром, далекий пока, смеется: глупая альва. Что общего у вас может быть, помимо сделки?

Ничего. И многое.

— Эта гроза мне нужна. И просто поверь, мне ничего не грозит…

…самое страшное — гроза не отзовется, и тогда придется ждать следующей. А Ийлэ устала ждать. Да и времени у них почти не осталось.

Райдо ведь хуже.

Прячется, не понимая, что она слышит не только грозу, но и существо внутри него.

— Все будет хорошо, — она открыла глаза и заглянула в светлые Райдо. — Пожалуйста, поверь…

— Верю…

— И присмотришь?

— Присмотрю.

— А остальным…

— Скажу.

— Хорошо. Молнии вас не любят… отец так говорил.

— Его правда.

Переплетенные пальцы, и знакомые линии его ладони, и уже совсем не страшно, потому что Ийлэ верит. Пусть потом, позже, она, может статься, об этой вере пожалеет, но это потом…

— Мне было тринадцать, когда я впервые услышала грозу… я не поняла, что слышу именно грозу… ветер… и будто бы крылья хлопают… и я видела их.

— Кого?

— Птиц. Говорят, что их не существует, то есть, как птиц не существует, а на деле это — материальное воплощение энергетических потоков. Аномалия. В библиотеке где-то осталась книга… там все расписано подробно, про потоки, про аномалии… формулы тоже есть. Но формулы — не интересно. Птицы, они сами по себе, безотносительно формул. Веришь?

— Конечно.

И она.

Перебирает пальцы его, будто играет на причудливом клавесине с огромными горячими клавишами. И музыка не слышна никому, но так и должно быть.

Эта музыка — только для Ийлэ.

Или он тоже слышит?

— Какие они?

— Птицы?

— Да.

— Огромные… как орлы… или больше… у них крылья из тумана и воды, иссиня-черные… и если приглядеться, то можно рассмотреть каждое перо. Птицы кружат над тобой, зовут… и если откликнешься, то спустятся. Они предложат прокатить, но соглашаться нельзя.

166