Хозяйка большого дома - Страница 29

И сколола ее маминой же брошью.

— Ты же понимаешь, что теперь он тебя не отпустит? — шепот ее глухой, настороженный, тревожил клочья пыли. — Пока он притворяется добрым, но как только… как только ты откажешься помочь… или не сможешь, он покажет истинное свое лицо… я-то знаю…

Она улыбнулась робко, заискивающе.

— Я принесла тебе денег. Здесь немного, но… ты же понимаешь, что больше мне взять неоткуда… уходи, уезжай… с деньгами ты можешь. В другой город… к морю… на Побережье, я слышала, остались другие альвы… затеряешься… он тебя не найдет.

Она лгала.

У лжи острый аромат, но раньше Ийлэ его не ощущала.

Раньше она была на редкость бесчувственной.

Дайна схватила за руку и в руку эту сунула толстый кошелек. Стиснула, зашипела на ухо гадюкой:

— Я помогу тебе… выведу ночью из дому… лошадь дам… с лошадью до станции доберешься, а там уже… он не сразу хватится… я снотворного плесну, когда пить будет… а мальчишка в город уехал.

— Зачем?

— А ты как думаешь? — Дайна подобралась слишком близко, и руку отпускать не собиралась. Она держала, стискивая запястье, и руку эту хотелось не просто стряхнуть, но сломать, чтобы круглое лицо Дайны исказилось от боли.

И слезы бы увидеть. Она-то сама видела, как плакала Ийлэ…

— Те трое… ты их убила…

— Неправда.

Дайна оскалилась. В сумраке ровные зубы ее блестели и казались неестественно белыми, слишком крупными.

— Ты их убила… ты подожгла дом… и ушла… или думаешь, что кто-то поверит в иное? — Дайна проводила по зубам языком, и Ийлэ не могла отделаться от ощущения, что она, человек, существо априори слабое, вот-вот вцепиться Ийлэ в горло. — Они псы, а ты альва. Они тебя мучили, вот ты и отомстила…

Дайна оттолкнулась и встала.

— Поэтому делай, как говорю, если хочешь остаться в живых. Беги.

Она ушла, оставив легкий аромат ландышей, избавиться от которого не сумела или не захотела. Возможно ей, человеку, и вправду казалось, что запах стряхнуть легко, достаточно ванны и мыла… люди мало знают о запахах.

— Она лжет, — сказала Ийлэ отродью, но кошелек подняла.

Спрятала на дно сундука, здраво рассудив, что деньги ей пригодятся, если не сейчас, то весной, когда леса оживут и у Ийлэ появится выбор.

— Она всегда лгала, — Ийлэ качнула корзину, и отродье, заворочавшееся было, вздохнуло. — Ей верили… ей нельзя верить.

Ийлэ склонилась над корзиной и коснулась волос отродья, которые неуловимо посветлели. И мутноватая пленка на глазах растворилась, теперь эти глаза смотрели на Ийлэ с упреком?

С удивлением?

Она не знала, но и выдержать взгляда не сумела, а потому отвернулась.

…имя действительно стоит выбрать, раз уж отродье будет жить.

— Пес нас не тронет, — пообещала она, проводя когтями по бледной коже. — Мы нужны ему… и мы сами решим, когда нам уходить.

Отродье закрыло глаза.

В этом Ийлэ увидела согласие.

Глава 7

В комнате все еще пахло гарью. И была-то она крохотной, как только развернуться. Пожалуй, если Райдо руки вытянет, то сумеет коснуться пальцами противоположных стен.

Потолок низкий.

Через единственное окно, решеткой забранное, разве что кошка протиснуться способна, и то при условии, что решетку снимут.

И камина, что характерно, нет.

А ремонт сделали, причем делали наспех.

Синие обои наклеены кое-как. Мебель, кажется, собрана со всего дома, если не со всего города, и низкая банкетка, обтянутая красным бархатом, соседствует с солидным трюмо, которое в комнате смотрится вовсе чуждо.

Старый шкаф с резными ручками.

Пара стульев.

Столик журнальный, ободранный… кажется, прежде его украшали золотые накладки, но они исчезли.

— Выноси, — скомандовал Райдо, подталкивая столик к двери.

Дернулся и замер, вовремя прикусив губу, сдерживая стон: а ведь поверил, дурак этакий, что боль ушла навсегда, что теперь останется за призрачной границей холода, рожденною руками альвы.

Как есть дурак.

Мог бы изучить препоганый ее характерец, не альвы — боли. Нравится ей с Райдо играть, и теперь вот плеснула огнем и истаяла, позволяя Райдо справляться с углями внутри себя. Он потрогал живот, хотя знал, что угли эти в кишках мерещатся.

— Плохо? — Нат тотчас оказался рядом, подставил узкое плечо.

— Да… пройдет, — Райдо упал на полосатую банкетку, которая знавала лучшие времена. — Не стой. Выноси.

— Зачем?

— Увидишь… столик явно не отсюда… и вот те стулья… козетка… трюмо… погоди, один не сдвинешь.

Нат только фыркнул.

Трюмо он толкал, нимало не заботясь, что ножки его скользят по ковру, оставляя в нем глубокие вдавленные полосы. А ведь и ковер принесли…

Его Райдо сам скатал, с удовлетворением отметив, что паркет меняли не полностью. Кто-то весьма неплохо сэкономил на ремонте.

И к лучшему.

— Смотри, — Райдо обвел опустевшую комнату. — Что скажешь?

— А что надо?

Нат взмок, устал и разозлился. Он стоял, упираясь обеими руками в стол, который оказался слишком тяжелым для него.

И стол оставили.

— На следы смотри, олух…

— Сами вы… — Нат вовремя осекся и лоб ладонью вытер, буркнул. — Извините.

Райдо извинил, ему не сложно.

— А следы… что следы…

Нат прошелся по комнате.

— Вот тут паркет меняли… доска дрянная, скоро дыбом станет, уже становится… а там старый, но хороший… только зачистить надо, а потом отполировать…

— Какие глубокие познания.

— Издеваешься?

— Слушай, Нат, ты бы уже решил, как ко мне обращаться, а то я путаюсь…