Хозяйка большого дома - Страница 92

Райдо руки разжал.

И пожалуй, можно встать. Он не будет удерживать. Позволит Ийлэ вернуться на прежнее ее место, которое на подоконнике… там спокойно.

Уютно.

И буря близка. Ийлэ будет слушать ее, и еще немного — голос пса, который вплетается в песни ветров, рассказывая сказку… пусть это будет сказка…

— Когда я очнулся, лося уже не было, зато был снег и… и чтобы броню держать, сила нужна, а ее не осталось. Я оказался посреди леса, голый и с переломанными ребрами. Все, на что меня хватило, заползти под ближайшую ель… тогда я еще подумал, что умру… и знаешь, так обидно стало… только-только жить начал, а уже и умирать… и слово дал, что если выживу, то стану послушным… буду делать все, как говорит мама… на благо рода.

— Тебя нашли?

— Как видишь, — в темноте не видно, что он улыбается, но Ийлэ странным образом чувствует эту его улыбку… ему идет… — Братья по следу отыскали… и отец… он пообещал, что как только я отойду, самолично шкуру на заднице спустит, потому что до меня только через задницу и доходит… и слово сдержал. Он всегда его держит. Ийлэ…

— Да?

— Если у тебя не получится, то… мой род исполнит мою клятву… Нат свидетель.

— Получится.

— Ты веришь?

Она обернулась. Бледное лицо, не лицо — пятно, и так легче, потому что не видя Райдо, можно не думать о том, кто он.

И почему Ийлэ не бежит, хотя имеет возможность.

— Я знаю, что тебе нельзя умереть.

— Хорошо.

Вновь тишина.

В его руках тепло… уютно… это неправильно, чтобы вот так… но сегодня и сейчас Ийлэ забудет об этой неправильности. Она сочинит себе историю, в которой не было ни войны, ни ненависти, а был… кто?

Старый знакомый.

В ее истории он безопасен. И в том, что она, Ийлэ, сидит у него на коленях, нет ничего неприличного… в ее истории с приличиями вообще сложно.

— Ты сдержал слово? — в этой истории есть место для вопросов.

— Честно попытался…

— И как?

— Наверное, я был недостаточно настойчив, но… сбегать — не сбегал, делал, что говорят, только… как-то оно все равно не получалось, чтобы… — Райдо вздохнул, и вздох этот опалил кожу.

Отстраниться?

Уйти?

— Матушка все равно огорчалась… отец, тот спокойней был, он изначально на меня особых надежд не возлагал… а я…

— Что ты?

— Мне все время казалось, что я живу какой-то чужой, заемной жизнью… что все должно быть иначе, но я не знал, как именно иначе… и страшно было порвать… тогда, когда я под той елкой хвост морозил, больше всего меня пугало одиночество. Буря вокруг. Снег… а я один… и если умру, то тоже один… вот и хотел, чтобы вместе… семьей… а получалось, все равно один.

Подбородок Райдо уперся в плечо.

— Потом была одна история… нехорошая очень. Да много чего было. И война эта… отец сказал, что мне нужно закрепиться в разведке… я и пошел… только при штабе — это не мое… я туповат немного… медлителен…

— Кто тебе сказал?

— Все говорили. А если не говорили, то думали… я сильный, это да, но на одной силе далеко не уедешь. А с другой стороны и от нее польза есть. Вот и водил десяток за Перевал… устраивали… не важно, это не то, о чем хотелось бы говорить.

Наверное.

Ийлэ не знает той, другой войны.

В последний год отец газеты жег и в город почти не выезжал. И в этом, похоже, имелся некий смысл… ее берегли.

Не сберегли.

— Но главное, что я снова попал в ловушку… и опять едва не сдох. Должен был бы наверняка, но я ж упертая скотина, я ж не могу просто так взять и… — он махнул рукой, потревожив тени, которые отпрянули от пса. — Самое главное, что я понял. Вот она жизнь, прошла уже… а я и не жил-то толком… и счастлив не был… нет, не был несчастен, я люблю свою семью, хотя порой с ними и тяжело, но главное, что мы разные. Понимаешь?

Ийлэ покачала головой.

— Я способен в какой-то мере следовать их правилам, но не более того. А им тяжело понять, что мне необходимо иное. Я сам не знаю, что именно, главное, что мне глубоко плевать на то, какое положение занимает наш род. И какие у него перспективы. И насколько это положение можно упрочить, если, допустим, заключить очередной династический брак… я знаю, что род богат, что со-родичи защищены и не голодают… мне этого достаточно. А все эти околополитические игры утомляют неимоверно. Вот поэтому я и не гожусь на роль райгрэ. Некоторых вещей я просто не понимаю. А со-родичи не понимают, как можно жить вот здесь…

Он обвел комнату рукой.

— И вот такое у нас… взаимонепонимание.

Райдо провел ладонью по волосам, осторожное прикосновение, не ласка, нет, скорее любопытство, которое он пытается сдержать.

— Но я рад, что сбежал… думал, приеду сюда, чтобы свободно помереть…

— А дома не давали?

— Свободно помереть? — уточнил Райдо.

— Да.

— Увы… там матушка… и матушкины подруги, которые являются раз в неделю на чай и еще затем, чтобы выразить сочувствие. Открытки шлют самодельные с пожеланиями скорейшего выздоровления. Цветы. Самые смелые и в комнату заглядывают. Приходится держать лицо. Представь, мне охренительно больно, орать бы во всю глотку, а я лежу и улыбаюсь, потому что не приведи предвечная жила сказать очередной дуре, куда она свою открытку засунуть может… матушка не простит грубости. Или вот она приходит… сидит у постели… вздыхает… и мне сразу совестно становится, что я, сволочь неблагодарная, сдыхаю тут. А иногда вот блевать тянет, выворачивает прямо наизнанку… но при ней же не будешь… она ведь леди…

Ийлэ согласилась: при леди блевать не следует.